Родиться поэтом

23 сентября у Артема Ивановича день рождения. В этом году он отмечает юбилейную дату. Накануне юбилея мы попросили его немного приоткрыть завесу тайн творчества. Поэт — это ведь не профессия: можно научиться рифмовать строки, выстраивать ритм стиха, но невозможно научиться поэзии. Это талант, дар, который призван нести в себе просвещение и гармонию, питать человеческие души и обязательно должен быть открыт людям. Поэтами не становятся, поэтами рождаются. Но это не значит, что поэзия не труд. Еще какой труд, когда (вспоминая классика) «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». В этом убежден и наш сегодняшний собеседник.

- Артем Иванович, что за тайна — поэзия? Это особое состояние, или такой дар, который дается избранным, или совместный труд души и ума? Возможно ли описать это словами?
- Чтобы рассуждать о творчестве, надо знать, что это такое, а этого никто не знает. Можно сказать, что творчество — это диагноз. Оно держит человека на плаву, но в то же время требует к себе столько внимания, что автор, творец, будь то поэт, или музыкант, или художник, или кто-то еще, становится всецело преданным ему. Это для меня главное. А все остальное второстепенно, и так было с самого начала. Я знал, что если этого не будет, я начну сходить с ума. Иногда ищешь нужные слова, образ, мучаешься, чувствуешь, что-то не то. А потом вдруг наступает озарение, и думаешь, это ведь так просто, почему же раньше я это не нашел. И чувствуешь радость этой находки. И понимаешь — это все оттуда, сверху кто-то подсказывает очень мудрый и очень добрый.
- Когда же впервые муза посетила своего поэта?
- Муза, она ведь переменчива. Переходит этот образ от женщины к женщине, от друга к другу. Музой должна быть, конечно, я думаю, матушка земля. Потому что земля, ее щедрость — это здорово и непостижимо. Я имею в виду весь этот окружающий нас мир.
А первое стихотворение я написал в 11 лет. И, конечно, первая любовь дарила вдохновение, тогда и песни начали рождаться, и я, не уставая, бренчал на гитаре.
- Палех очень благоприятное место для творчества. Не случайно же здесь столько людей, увлеченных творчеством. Существуют даже разные околонаучные теории о влиянии территории на рождение гениев.
- Я ведь не коренной палешанин. Родители переехали сюда из Свердловской области, города Сухой Лог вместе со мной и сестрой. Я был весь забинтованный. Еще юный, это был 1969-й год. Мне было всего одиннадцать лет. Меня привезли сюда лечиться. Мне необходимо было поедать много яблок (потому, что в них есть железо, которое помогает), а там, в Сибири, их нет. Там орешки кедровые, черемша, но вот яблок не было.
И вот родители решились поселиться в Палехе, потому что отец здесь учился в художественном училище. Ему пообещали дать здесь работу. Но с работой потом еще проблема оказалась, и он очень переживал это. Мама много лет проработала здесь журналистом в газете.
- Они поддерживали это увлечение стихами, песнями?
- Совсем нет. В меня ведь никто тогда не верил. Даже в собственной семье. В молодости отец с матерью говорили: «Кончай заниматься ерундой, надо работать. Кому твои песенки нужны?!». Но я всегда знал, что не могу без этого жить. Это мой мир.
- А кто же был учителем, критиком, наставником?
- Учителя как такового не было. Было два человека, которые мне показали аккорды. Это Сережа Ремизников, брат моей первой любви, и Сергей Мягков, который был у нас барабанщиком. Это здесь, в Палехе, было. Потом поступил в Ивановское музыкальное училище. Основы музыки, необходимые дисциплины я в музыкальном училище освоил. А вот в поэзии не было гуру настоящего рядом, ох, не было, и мне этого очень не хватало. Слишком много времени ушло, чтобы постигать все самостоятельно. Я учился «методом тыка». Увидишь, понравится что-то, начинаешь разбираться, почему хорошо. Самоучка — может это, с какой-то стороны, и не хуже, но это дольше. Очень жалею, что не было хорошего мастера рядом. Римма Казакова мне предлагала поехать с ней в Москву, чтобы учиться. Но я не поехал, наверное, побоялся ее подвести.
- А где Вы познакомились с этой поэтессой?
- Она приезжала к нам в театр Регины Гринберг в Иваново, когда я занимался там в студии. Римма приезжала к нам, как и многие другие известные тогда поэты, такие как Вознесенский, Евтушенко. Она сказала: «Артем, Вам надо писать, печататься, хотите, поедемте со мной в Москву, я Вас с интересными людьми познакомлю». Ведь был такой шанс, и я его упустил. У меня тогда был такой период сложный. Но ее напутствие меня согрело, запомнилось на всю жизнь.
- Расскажите об этом поподробнее, ведь театр Гринберг был в те годы известен на всю страну. Действительно, первые поэты России и барды туда приезжали.
- Регину Гринберг я уважал беспредельно, жаль, что сейчас от этого театра ничего не осталось. Считаю, памятник там надо поставить. Регина с нами готовила спектакль по поэзии Булата Окуджавы. Характер у нее был сложный, да и актеры — все люди вольные, нелегко было, но театр этот знали далеко за пределами Иванова, ничего подобного вокруг не было. Мы все ее любили. Что она сделала — это неоценимо для Иванова. Такое чувство, что город еще не понял, что за птица туда залетела. Работники райкомов, обкомов в ужасе от нее были. И такие люди приезжали! К кому приедет Вознесенский или Евтушенко, а к ней приезжали! Она умела научить. Читали стихи — просто дух перехватывало. Когда она умерла, все пришли, все студии, больше сотни человек, даже «опальники». Регина Гринберг — сила, силища!
- Ваши друзья знают, насколько требовательно Вы относитесь к собственным стихам, а другие стихи нравится читать, осталась такая потребность?
- Читаю, но сейчас времени не хватает. И еще, когда хорошие стихи почитаешь, они отпечатаются в памяти, и если свои начинаешь в это время писать, получается смесь какая-то. Особенно Гарсия Лорка так влияет, заряжает поневоле. Это один из самых моих любимых. Я его стараюсь читать, когда чувствую, что идет застой. Но когда свои прут, тут лучше ничего не читать.
- А какие-то кумиры остались?
- Ну конечно! Это Вознесенский мой любимый, Окуджава, Рубцов — обожаю и люблю. Новелла Матвеева — какие у неё великолепные строки. Как она из ничего может такую жемчужинку создать. На мой взгляд, Ахматова, Цветаева блекнут перед ней. Она меня удивляла всю жизнь. И еще обожаю Олега Голубева — моего друга с юности, палехского художника.
- Среди поэтов, вообще творческих людей, редко бывает дружба, больше такое соперничество, а иногда и того хуже — зависть. Помнится, как на встречах литературного объединения в палехской библиотеке такие «дебаты» разгорались, тут уж не до чтения стихов.
- Я часто вспоминаю эти поэтические встречи, наши споры, мягко сказать. Но я никому не завидовал. Это же так просто: мой мир — он все равно будет только мой. То, что ты напишешь, напишешь только ты, и больше никто и никогда твоих стихов не напишет кроме тебя. И что напишет Голубев, напишет только Голубев… И что напишет Бабкин, напишет только Бабкин… Но недостаточно только таланта, должна быть школа, труд... Голубевские стихи — они меня потрясали, удивляли. Олег — удивительный поэт.
- Вы на этих встречах подружились?
- Да нет, еще раньше, когда, помню, он пришел из армии и дал тетрадку своих стихов: «Почитай, оцени». Я почитал, гляжу, интересно, сказал, что кое-где мусор есть, я уже к тому времени мог это увидеть. «А вообще, — говорю, — Олег, ты умница, молодец, талантище!». А он: «А я тебе завидую». «А я, — говорю, — тебе!». Вот такая была зависть-то, дружеская, хорошая.
- Вы как-то разделяете песни и стихи, а мне кажется, это единое творческое пространство. К любым стихам может подобраться музыка.
- Нет, стихи — это стихи, а песни — это немного другие правила. Конечно, очень тонкая грань, но она все равно существует.
- Все же хотелось бы в новых сборниках, которых Ваши читатели ждут с нетерпением, и песни увидеть.
- Это труд огромный, надо написать, отпечатать все ноты. Без нот — это будет не то. Но я на это год потратил, живя в Иванове, взял тетрадь и все переписал с нотами. Там больше 100 песен, за которые мне не стыдно. Многие я, конечно, оставил, это в основном юношеские, — ну их, они такие дворовые… Хочется верить, что когда-нибудь получится издать эту книгу. Ведь с изданием двух предыдущих сборников стихов помощь пришла, откуда и не ожидал.
- Очень многие палехские ребята и девчонки учились у Вас игре на гитаре. Учились любить поэзию и музыку. Кого бы хотелось выделить из них особо?
- Ребят хороших, интересных было много. С некоторыми очень сдружились. Такое взаимопонимание нашли. Паша Бахарев заходил в гости, мы с ним помногу беседовали. Паша — он талант, как музыканта я его очень люблю, хотя он идет в непонятном для меня направлении. Но он молодчина. Считаю, что из всех он в Палехе первый. Он личность. То, что он делает, он делает здорово, меня это радует. Хочется верить, что все вернется, молодежь придет и будет удивлять своими поэтическими и музыкальными выплесками талантов. Я не очень хороший был учитель, думаю. Слава Богу, сейчас Антон Смирнов пришел, я ему всех своих учеников отдал. Есть кому учить. Он закончил училище по классу гитары. Интересный, творческий, глубокий, ищущий.
- А каково же все-таки предназначение поэзии?
- Любой художник, любой поэт рождается для того, чтобы славить Бога. Я в этом все больше и больше уверяюсь. Бог нам дает талант, чтобы мы его показали. И пишется на эти темы так легко.
- Что Вы ждете от своих читателей?
- Я когда отдаю кому-то свои стихи, всегда жду отклика с нетерпением. Для меня очень важна эта оценка, какая бы она ни была. Жду понимания, жду впечатлений, жду, что мои стихи кому-то придутся по сердцу.
- Спасибо, Артем Иванович, за это интервью. Примите самые добрые наши пожелания накануне юбилея. Всегда рады Вашим стихам на страницах нашей газеты.